Sunday, May 18, 2014

1 Власть и интеллигенция в сибирской провинции. Конец 1919 — 1925

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ

ВЛАСТЬ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В СИБИРСКОЙ ПРОВИНЦИИ
(конец 1919 - 1925 гг.) Сборник документов

Ответственный редактор доктор исторических наук В.Л.Соскин
Книга издана при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (издательский проект 96-01-16140, исследовательский проект 94-06-19011)
ББК Т-3 (2Р5) 71-293




https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_YUVwRUZrWlRWTms/edit?usp=sharing





Рецензенты
доктор исторических наук И.С.Кузнецов кандидат исторических наук С.А.Папков
Утверждено к печати Институтом истории СО РАН
Власть и интеллигенция в сибирской провинции. Конец 1919 — 1925 гг. /Сост. СА.Красильников, Т.Н.Ос-ташко, Л.И.Пыстина. — Новосибирск, ЭКОР, 1996, 368 стр.
В сборнике представлен широкий круг впервые пуб­ликуемых документов из фондов госархива Новосибир­ской области. Показана специфика партийно-государствен­ной политики (в ее региональном преломлении), характер взаимоотношений интеллигенции и власти, а также из­менения в материальном и социально-правовом положении интеллигенции и ее отдельных групп в годы «военного коммунизма» и нэпа. Освещаются разнообразные аспекты регулирования и контроля профессиональной и общес­твенной деятельности интеллигенции, формы и методы привлечения к сотрудничеству и «советизации» специ­алистов старой школы, пути решения проблемы подго­товки новых кадров в сибирских вузах в первой половине 20-х гг. и др.
Сборник предназначен для специалистов, студентов и преподавателей вузов, всех, интересующихся отечес­твенной историей.

ISBN — 5-85618-083-6    © Институт истории СО РАН


© Государственный архив Новосибирской области
© ЭКОР, 1996
ПРЕДИСЛОВИЕ
В переломные моменты общественного развития оте­чественная социально-политическая мысль всегда обра­щалась к проблеме исторического предназначения рос­сийской интеллигенции. В наши дни, как и в первой четверти XX в., вопросы о взаимоотношениях интелли­генции и власти, интеллигенции и общества, об истори­ческой ответственности интеллигенции за происходящие в стране события вновь стали актуальными.В этой свя­зи важно проследить исторический опыт первых после­революционных лет, когда начал набирать обороты процесс всеобщего огосударствления интеллектуального труда, тотального идеологического воздействия политического режима на профессиональную деятельность и обществен­ное сознание интеллигенции. К числу принципиально важных тем, требующих углубленной разработки, отно­сятся: механизм выработки и реализации партийно-государственной политики по отношению к группам ин­теллигенции в 20—30-е г.; влияние экстремальных со­циально-экономических и политических факторов (войны, революции, государственные репрессии и т.д.) на облик и деятельность специалистов и др.
Поиск новых подходов к изучению истории интелли­генции предполагает расширение источниковой базы исследований. До недавнего времени советские культу­рологи, работая в рамках упрощенной, жестко идеоло­гизированной схемы, как бы не замечали документов, выбивавшихся из заданного ряда, противоречивших за­ранее сформулированным выводам. Сегодня, когда ис­торики отказались от апологетики советского историчес­кого опыта по формированию «новой социалистической интеллигенции», проявилась тенденция изображать ин­теллигенцию лишь как жертву политического режима. Серьезная аргументация в пользу той или иной позиции требует конкретно-исторического анализа всего комплекса ситуаций, связанных с выработкой, корректировкой и
3
реализацией социальной политики в отношении интел­лигенции. Взаимоотношения интеллигенции и власти должны рассматриваться в историческом контексте конкретной эпохи, поскольку их эволюция связана со спе­цификой исторического момента, политической конъюн­ктурой и т.п. Именно поэтому необходима конкретно-историческая проработка казалось бы давно изученных сюжетов и проблем, вовлечение в научный оборот новых архивных материалов, позволяющих глубже уяснить корни и причины различных социальных процессов.
Исследовательским целям призван служить публику­емый сборник документов. Его хронологические рамки включают относительно цельный и своеобразный пери­од истории Сибири, охватывающий годы деятельности чрезвычайных органов власти и управления — Сибир­ского революционного комитета (Сибревком) и Сибирского бюро ЦК РКП(б). Сибревком был создан постановлением ВЦИК от 27 августа 1919 г. «Об организации граждан­ского управления Сибири» и начал свою деятельность в Челябинске 18 сентября 1919 г. Постепенно он переме­щался на восток вместе с частями Красной Армии. С ноября 1919 г. Сибревком находился в Омске, а с июня 1921 г. постоянным местом его пребывания становится г.Новониколаевск (Новосибирск). Сибревком обладал всей полнотой гражданской и военной власти. Ему подчиня­лись все местные ревкомы, а затем исполкомы советов. В ведении Сибревкома находилась территория от Омс­ка до Иркутска — так называемая сибревкомовская Си­бирь, в том числе и национальные районы: Якутская и Бурят-Монгольская автономные республики, Ойротская автономная область. В декабре 1919 г. было образовано Сибирское бюро ЦК РКП(б) — высший партийный ор­ган в огромном регионе. В мае 1925 г. в связи с новым районированием Сибири президиум ВЦИК принял пос­тановление об образовании Сибирского края с центром в г.Новониколаевске. Вместо существовавших в то вре­мя шести губерний с уездами было образовано 15 окру­гов с районами, что больше отвечало потребностям эко­
4
номического развития региона. В декабре 1925 г. состо­ялся первый Сибирский краевой съезд советов, положив­ший начало новому периоду развития региона уже в статусе Сибирского края. Съезд отметил, что Сибревком, сформированный в период гражданской войны, выпол­нил возложенные на него задачи по уничтожению остатков белогвардейских отрядов и подавлению бандитизма, со­зданию условий для перехода к мирной созидательной работе.
Документальный сборник включает два раздела, вы­деленных по хронологическому принципу. Первый охва­тывает период с конца 1919 по 1921 г. — время дейст­вия военно-коммунистических принципов и методов управления всеми сферами общественной и хозяйственной жизни. В эти годы была выработана и приведена в дей­ствие система организационных мер, с помощью которых пролетарское государство в принудительном порядке использовало труд своих граждан, в том числе интел­лигенции. Государственное регулирование трудовой де­ятельности специалистов проводилось на принципах все­общей повинности и милитаризации труда. Мобилизационные методы привлечения к профессиональ­ной деятельности применялись к различным категори­ям специалистов.
В Сибири советское трудовое законодательство всту­пило в силу лишь после разгрома армии Колчака. Во­просами учета и распределения технических сил ведало специальное бюро при Сибсовнархозе (СибБУРТС), под­чинявшееся непосредственно Главному бюро учета, ор­ганизованному при ВСНХ. Ряд документов сборника характеризует основные направления деятельности Сиб-БУРТСа, выросшего на базе Томского губернского бюро. В подчинении СибБУРТСа находились отделы в Иркут­ске, Красноярске, Томске, Барнауле, Семипалатинске, Омске. Через свои отделы Сибирское бюро вело учет специалистов в крае. В соответствии с директивами Центра регистрировались лица, окончившие в России или за рубежом специальные технические учебные заведения,
5
физико-математические факультеты российских и загра­ничных университетов, практики без специального тех­нического образования, но занимавшие не менее двух лет руководящие должности на транспорте, в промышленных и сельскохозяйственных предприятиях, а также некоторые другие категории работников. Учитывались научно-пе­дагогические кадры вузов, все студенты высших учеб­ных заведений.
К июлю 1920 г., по неполным данным СибБУРТСа, в Томской, Омской, Алтайской, Иркутской и Енисейской губерниях числилось 4572 специалиста, в том числе не­мало беженцев из европейских губерний России и При-уралья. В 1920 г. многие из них были реэвакуированы к месту прежней службы в соответствии с законом о тру­довой повинности. В сборнике публикуются образцы за­просов с мест об отзыве тех или иных специалистов. В 1920 — 1921 гг. в Сибири вышла серия директивных до­кументов об учете и мобилизации различных професси­ональных отрядов интеллигенции. Большая их часть в силу экономической специализации региона относилась к работникам сферы сельскохозяйственного производства. Постановления о трудовой мобилизации медицинских работников позволяли собрать и закрепить кадры, не­обходимые для борьбы с эпидемиями тифа и холеры, охватившими край в годы гражданской войны Сибирь.
Меры чрезвычайного характера принимались в отно­шении работников школ, а также научно-преподаватель­ских кадров вузов. 9 июня 1920 г. Сибревком издал пос­тановление о милитаризации высших учебных заведений. 2 июня 1920 г. газета «Советская Сибирь» опубликовала инструкцию о порядке откомандирования профессоров, преподавателей и студентов из учреждений и предпри­ятий для отбывания учебно-трудовой повинности в ву­зах. Порядок откомандирования из армейских частей и военных организаций определяли военные ведомства. Особые комиссии при губернских отделах народного об­разования рассматривали списки лиц, отзыв которых на учебу мог отрицательно сказаться на деятельности того
6
или иного предприятия. При СибОНО действовала цен­тральная комиссия по отсрочкам от мобилизации. Она была сформирована из представителей этого ведомства, а также Сибпрофобра, Сибсовнархоза и отдела управления Сиб-ревкома.
Введение учебно-трудовой повинности было непосред­ственно связано с необходимостью ускоренного выпуска молодых специалистов. Выполнение этой повинности отнюдь не освобождало студентов от принудительных общественных работ, например, разгрузки барж, заго­товки дров и т.п. Все милитаризованные вузы были обя­заны ежемесячно представлять в Сибкомтруд сведения о посещаемости занятий. Сибкомтруд держал под кон­тролем распределение выпускников высшей школы. В частности, Томский губтруд контролировал передачу в ведение Сибтруда всех молодых инженеров ускоренно­го выпуска Томского технологического института, с по­мощью отдела по борьбе с труддезертирством разбира­лись случаи самовольного поступления молодых инженеров на службу и уклонения от трудповинности.
В 1920—1921 гг. в Сибири была проделана колоссальная работа по учету и распределению лиц интеллигентских профессий. Рассылались тысячи запросов, возбуждались сотни ходатайств об откомандировании школьных, ме­дицинских и других работников на новое место работы по специальности. Шел активный процесс перераспре­деления кадров из армии в народное хозяйство. В воен­ные комиссариаты Сибири поступали многочисленные ходатайства учреждений и ведомств о передаче квали­фицированных специалистов в распоряжение земельных органов, отделов народного образования и здравоохра­нения. В настоящем сборнике приведены документаль­ные свидетельства подобной переписки. Потребность в квалифицированных кадрах вынудила власти прибегнуть к такой экстраординарной мере, как Трудовая мобили­зация бывших белых офицеров, находившихся в лаге­рях военнопленных. Публикуемые документы подтвер­ждают, что первые партии бывших колчаковцев прибыли
7
в распоряжение Сибревкома уже весной 1920 г. Приня­тые меры привели к росту численности всех професси­ональных групп сибирской интеллигенции.
В годы «военного коммунизма» рельефно проявилась классовая направленность социальной политики государ­ства диктатуры пролетариата. Как свидетельствуют до­кументы, дискриминация специалистов по классовому признаку фактически являлась частью общегосударствен­ной политики в отношении интеллигенции. Со всей оче­видностью это проявилось при подготовке новых квали­фицированных кадров. Для создания советской генерации интеллигенции были приняты меры по пролетаризации высшей школы: приоритетным правом поступления в вузы пользовались рабочие и крестьяне, а также их дети. По всей стране, включая Сибирь, была создана сеть рабо­чих факультетов при вузах. С переходом к новой эконо­мической политике линия на подготовку кадров «крас­ных» специалистов получила дальнейшее развитие. С 1921/22 уч.г. в сибирских вузах был введен классовый прием студентов; в 1922/23 уч.г. основным каналом на­полнения высшей школы становится организованный набор по командировкам партийно-советских, профсоюзных и хозяйственных организаций (разверстка мест). Одним из средств социальной селекции студенчества были «чист­ки» вузов, в ходе которых, наряду со студентами, имев­шими академическую задолженность, «вычищались» и социально «нежелательные». Наиболее массовая «чист­ка» в 1923 г. имела целью исключить из высших учеб­ных заведений «социально чуждый» и «враждебный» элемент, ранее мобилизованный для исполнения учеб­но-трудовой повинности.
Документы второго раздела сборника рельефно отра­жают противоречия и трудности, с которыми столкну­лась советская власть на начальном этапе проведения новой экономической политики. Войны и революции, длившиеся почти семь лет, нанесли колоссальный урон интеллектуальному потенциалу страны. Для восполне­ния прямых (физических) и косвенных (эмиграция) по­
8
терь требовались многие годы. Собирание интеллекту­альных сил в 20-е гг. проходило противоречиво и зачас­тую было связано с конфликтами. Суть этого процесса заключалась в сложных социальных перемещениях, во многом продиктованных установками государства дик­татуры пролетариата. Дореволюционная интеллигенция, объявленная большевиками старой, буржуазной, активно пополнялась «снизу» представителями рабоче-крестьян­ской среды и маргинальными элементами. Одновремен­но кадры специалистов пополнялись «сверху» — за счет так называемых бывших — лишенных былого статуса представителей привилегированных классов и слоев. Последние, в силу более высокого образовательного уровня, быстрее осваивали профессии, основанные на примене­нии умственного труда.
Стержнем партийно-государственной политики в от­ношении интеллигенции в период нэпа оставалась вы­работка эффективного воздействия на различные слои и группы «старых» спецов и служащих. Суть большевис­тского подхода к ним сформулировал осенью 1922 г. Ф.Э.Дзержинский: «...внесение в их ряды разложения и выдвигание тех, кто готов без оговорок поддерживать советскую власть». Большевистское руководство отдавало себе отчет в том, что высокое качество интеллектуаль­ных сил страны может быть обеспечено только высоко­образованными профессионалами, на подготовку которых требовались годы. Именно по этой причине был разра­ботан (но не реализован в полном масштабе) проект воз­вращения в СССР части интеллигенции, оказавшейся в эмиграции. В августе 1923 г. Ф.Дзержинский, обращаясь в Политбюро ЦК РКП(б), отмечал: «За границей имеется целый ряд довольно крупных русских специалистов и окончившей за границей учение молодежи, тяготящих­ся условиями своей жизни и желающими вернуться и работать в Советской России. Между тем мы очень бед­ны спецами. Из своего опыта на транспорте должен ска­зать, что спецы, оставшиеся у нас, самые худшие, без инициативы и без характера. Тянут лямку, чтобы жить.
9
Самые лучшие, подвижные и инициативные у нас спе­цы — это полученные нами и почему-либо не расстре­лянные от Колчака, Деникина и Врангеля». Дзержинс­кий предлагал, не давая эмигрантам общей амнистии, нужным спецам «давать индивидуальное прощение... чтобы они обязались определенное время (1—2 года) работать там, где мы укажем...» * Практические меры в указанном направлении предпринимались, в том числе и на регио­нальном уровне, хотя и не получили широкого распрос­транения. Признавалось желательным возвращение в Сибирь ряда известных личностей, геолога П.П.Гудкова, например, и некоторых других. Однако таких, как вер­нувшийся ученый-экономист Н.Н.Козьмин, оказалось немного.
Следует согласиться с мнением исследователей, ха­рактеризующих социальную политику большевиков в отношении интеллигенции как сочетание так называе­мых мягких й жестких установок и мер. В период нэпа «мягкая» линия проявилась в серии партийно-государ­ственных решений, направленных на улучшение усло­вий труда и быта специалистов. Они регулировали при­ем отдельных групп специалистов в коммунистическую партию, предоставляли льготы для детей специалистов при поступлении в вузы, давали право на дополнитель­ную жилплощадь, академическое пособие и т.п. Документы свидетельствуют, что значительные усилия по улучше­нию материального и морального состояния интеллигенции были предприняты после отмены трудовых мобилизаций в связи с возникшей опасностью оттока квалифициро­ванных кадров из сферы народного хозяйства и куль­туры. Так, угрожающее положение создалось осенью 1922 г. в Кузбассе, где до 70 % инженерно-технических ра­ботников, по данным профсоюза горнорабочих, желали уйти с копей. Эти настроения подпитывались проявле­ниями «спецеедства», наблюдалось массовое недоверие
* Архив президента РФ, ф.З, оп.1, д.353, л.42.
10
к спецам «как к белогвардейщине» со стороны рабочих и низовых партийно-профсоюзных органов. Проблему обсуждали Сиббюро ЦК РКП(б) и Сиббюро ВЦСПС, после чего местным парткомам и комфракциям профсоюзов были направлены секретные циркуляры о принятии мер для закрепления на производстве наиболее ценных специа­листов, о бережном к ним отношении.
«Жесткая» линия проявлялась, в частности, в «чист­ках» госучреждений и предприятий. «Вычищенные» ста­новились маргинальной группой, численность которой на протяжении 20-х гг. возрастала. Проходившая в 1921—1922 гг. кампания сокращения штатов госаппарата (фактическая «чистка») повлекла за собой не столько улучшение ка­чественного состава управленцев, сколько закрепление на «командных высотах» коммунистов, многие из кото­рых по своим профессиональным данным не соответство­вали занимаемым должностям. Секретный партийный циркуляр предписывал руководителям учреждений со­действовать максимальному сохранению коммунистичес­кой прослойки учрежденцев. Одновременно, учитывая специфику сложившейся в ходе «чистки» ситуации и опасаясь выхода из-под контроля поведения оказавшихся безработными бывших белых офицеров, рекомендовалось воздерживаться от массовых увольнений и сохранять представителей этой категории в штате учреждений. Наиболее значительной в рассматриваемый период была кампания по «чистке» 1924 г., в результате которой из госаппарата Сибири было удалено 4,7 тыс. чел. или 11,2 % от численности проверенных комиссиями служащих. В ходе официально объявленной кампании вновь вошли в противоречие такие декларированные установки, как улучшение работы всех звеньев системы управления и «очищение» аппарата от «классово-чуждых» элементов. Проводившим «чистку» властям приходилось баланси­ровать между требованием обеспечить классовую «чис­тоту» аппарата и — его эффективное функционирова­ние. Чтобы сохранить квалифицированных, но «классово чуждых» профессионалов, использовали различные при­
11
емы. Более того, и на этот счет сохранились документаль­ные свидетельства, в сибирском регионе шла скрытая ап­паратная борьба за специалистов, в которой одна из сторон стремилась сохранить ценных работников (преимущес­твенно из «бывших»), а другая — переманить их к себе на службу.
Политика региональных партийно-государственных органов, дублировавшая общие установки Центра, име­ла свои особенности и приоритеты. Нехватка специалистов, обострившаяся в связи с отменой принудительно-мобилизационных мер и массовой реэвакуацией беженцев из Сибири, недостаточная развитость системы высшего и среднего специального образования, высокий процент «засоренности» управленческого аппарата так называе­мыми бывшими (офицерство, чиновничество, дворянст­во и т.д.), — все это требовало от местного руководства особой осторожности при разрешении постоянно возни­кавших конфликтов вокруг специалистов. Официальные власти вынуждены были считаться с реальным значе­нием «бывших» — белых офицеров, чиновников, деяте­лей непролетарских политических организаций и т.д. Для бедной интеллигентскими силами Сибири вновь, как и до революции, особое значение приобрела политическая ссылка. Воссозданные в начале 20-х гг. высылка и ссыл­ка в административном порядке и по суду (в политической ее части) неизбежно становились культурным фактором: сотни политссыльных, работая в самых отдаленных местах, заставляли считаться с собой местные власти. Весьма значительной была в регионе и роль представителей партий социалистической ориентации —эсеров, меньше­виков, анархистов и т.д., занимавших многие важные посты в хозяйственных, кооперативных и других органах края. Поступавшие «сверху» секретные циркуляры и инструк­ции, требовавшие планомерного «выдавливания» соци­алистов из транспортных, кооперативных, профсоюзных и иных учреждений, выполнялись на местах отнюдь не ревностно, с учетом заинтересованности региональных властей в устойчивом функционировании органов управ­ления и хозяйствования.
12
Публикуемые документы позволяют осветить еще один важный, но недостаточно изученный аспект в рамках проблемы «власть, интеллигенция, общество». Речь идет об антиспецовских настроениях в различных слоях об­щества, его официальных структурах. Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревком стремились проявлять взвешенный подход при рассмотрении конфликтных случаев, получивших широкую огласку в регионе. В частности, так можно охарактеризовать их позицию в связи с процессом, проходившим в 1922 г. в Красноярске над большой (свыше 60 чел.) группой сотрудников местного губсовнархоза. Центральные органы власти Сибири противостояли дав­лению местного губкома партии, стремившегося придать процессу политический характер. Сиббюро ЦК РКП(б), а затем и Сибкрайком РКП(б) весьма осторожно подхо­дили к случаям групповых арестов или увольнений спе­циалистов на производстве, а при немотивированности этих акций использовали свои полномочия для исправ­ления ситуации. В 1925 г. громкий резонанс получило «дело Проскурякова», заведующего шахтой в Анжеро-Суджен­ске, которого вывезли на тачке якобы за обсчет рабочих. Проведенное по распоряжению бюро Сибкрайкома с учас­тием профсоюзов расследование выявило несостоятель­ность претензий рабочих.
Вместе с тем, есть основания считать, что в случаях проявления массового «спецеедства» интеллигенция ис­пользовалась в качестве некоего амортизатора, частич­но снимавшего социальное напряжение, ослаблявшего давление на власть «снизу». Наличие социальных, иму­щественных и иных привилегий для партийно-советской номенклатуры не афишировалось, чего нельзя сказать о публично обсуждавшихся правах и привилегиях спе­циалистов (спецставки, надбавки, улучшение жилищных условий и т.д.). Все это подпитывало массовое недоволь­ство рабочих и служащих в промышленных районах Сибири, придавало ему антиспецовское, а не антиномен­клатурное направление.
13
Документы сборника раскрывают также один из важ­нейших аспектов взаимоотношений власти и интеллиген­ции — механизм контроля над деятельностью последней. Во многом благодаря тотальному контролю (идеолого-политическому, организационному и т.п.) партийно-совет-ско.й власти удавалось проводить «интеллигентскую» политику в жизнь. При этом политконтроль внешний в виде института политкомиссаров сочетался и дополнялся политконтролем, «встроенным» непосредственно в сре­ду профессиональной деятельности специалистов (комя­чейки на производстве и в вузах, комфракции в советс­ких и профсоюзных организациях и т.д.). Постепенно все большее значение приобретал спецконтроль над интел­лигенцией со стороны органов ВЧК-ОГПУ. Внешний кон­троль этого ведомства над печатью, общественными со­юзами и организациями дополнялся спецконтролем, «встроенным» в виде агентурно-осведомительной сети во всех учреждениях и вузах, на предприятиях.
Сотрудничество режима с лояльной массой специалис­тов осуществлялось в границах, достаточно точно опре­деленных Н.И.Бухариным. Он отмечал, что с интеллиген­цией возможно и необходимо «сотрудничество в обществе», но не «сотрудничество во власти». «Сотрудничество в обществе», в процессе которого удовлетворялись жизнен­ные интересы специалистов, преследовало основную цель — расширить социальную базу большевистского ре­жима. Специалистам отводилась принципиально новая со­циальная роль — служить связующим звеном, провод­ником партийно-государственной политики во всех сферах жизни общества. Именно поэтому Предметом особого внимания было наращивание коммунистической прослойки среди интеллигенции. Регулируя социальный состав пар­тии, большевики не торопились разрешить широкий доступ служащих и специалистов в партийные ряды. Тем не менее, в первой половине 20-х гг. были приняты соответствую­щие постановления в отношении таких профессиональ­ных групп, как сельские учителя и некоторые другие.
14
Важную роль в расширении и укреплении сотрудни­чества интеллигенции с властью объективно сыграли массовые общественные организации интеллигенции. В сборнике представлены документы профессиональных организаций научно-технической интеллигенции, кото­рые к середине 20-х гг. объединяли уже значительную часть специалистов. Так, настроения интеллигенции, ее отношения с органами власти можно проследить по ма­териалам окружных съездов инженеров.
В целом середина 20-х гг. стала пиком конструктив­ных взаимоотношений интеллигенции и структур влас­ти, когда интересы и потребности обеих сторон совпа­дали в наибольшей степени, когда активно развивался диалог между ними — вспомним знаменитые дискуссии о судьбах русской интеллигенции 1923 — 1925 гг.*
В этом плане весьма характерно выступление пред­седателя Сибревкома М.М.Лашевича перед представи­телями интеллигенции Новониколаевска в связи с праз­днованием 200-летнего юбилея Российской Академии наук (сентябрь 1925 г.). Он, в частности, говорил: «Мы остав­ляем право иметь за собой свою идеологию, свой идео­логический багаж... право отстаивать свою идеологию... Несмотря на то, что по отношению к нашим противни­кам в процессе революционной борьбы проявлен макси­мум энергии и силы, несмотря на то, что мы ни перед чем не останавливались, дабы победителем вышел ра­бочий класс, мы с большим, чем кто-либо, уважением относимся к человеку, который исповедует свою идео­логию и отстаивает ее, но только если эта идеология не претворяется в работу, идущую против интересов рабо­чего класса».
Публикуемые документы дают основание считать, что в первой половине 20-х гг. во взаимоотношениях доре­волюционной интеллигенции и власти преобладала тен­денция к плодотворному сотрудничеству. Однако насту-
* См: Судьбы русской интеллигенции. Дискуссии 1923— 1925 гг. — Новосибирск: Наука, 1991.
15
пившая в 1927 г. полоса экономических и политических кризисов показала всю неустойчивость этой тенденции, ориентированной на постепенное «врастание» интелли­генции в новое общество. Смена поколений интеллиген­ции — «старой» на «новую» — приняла искусственно фор­сированный характер; этот процесс сопровождался острыми социальными конфликтами и дискриминацией целых групп наиболее квалифицированных кадров дореволюционной интеллигенции.
С.А.Красильников, Т.Н.Осташко, Л.И.Пыстина
16
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Настоящий сборник составлен на основе документов из фондов государственного архива Новосибирской об­ласти. Ключевое место среди них занимают материалы делопроизводства центральных сибирских органов — Сиббюро (с мая 1924 г. — Сибкрайком) ЦК РКП(б) и Си­бирского революционного комитета, представлявших всю полноту партийно-государственной власти в Сибири и определявших социально-экономическую и культурную политику в регионе. Именно поэтому значительное мес­то отведено документам директивно-нормативного харак­тера (постановления, приказы, циркуляры, протоколы и т.п.). Из большого массива выявленных источников в сборник включены документы, отражающие ключевые моменты партийно-государственной политики в отношении интеллигенции в целом, отдельных ее профессиональных групп и конкретных представителей.
В значительном объеме представлены необходимые властным структурам для выработки, корректировки и реализации социальной политики материалы, зафикси­ровавшие движение информации «снизу вверх», — до­кладные записки, информационные письма и отчеты, специальные сводки о поведении и деятельности интел­лигенции и т.п. В сборнике опубликованы также документы личного происхождения, сохранившиеся в недрах делоп­роизводства Сиббюро ЦК и Сибревкома, — заявления, пись­ма, ходатайства.
Часть публикуемых документов помечена грифом сек­ретности. Это прежде всего информация, циркулировав­шая по каналам партийных, советских, хозяйственных, карательных и иных официальных органов. Конспиратив­ность распространения информации являлась одной из важнейших составляющих механизма функционирования советской власти с первых лет ее становления. Закры­тость характеризовала все основные стадии выработки, принятия и реализации главнейших партийно-государ­ственных решений, касавшихся, в частности, интелли­
генции. Тотальная секретность обусловливалась необхо­димостью скрыть реальный монополизм партийного аппарата в деле принятия решений, проводившихся впос­ледствии в «советском порядке», а также стремлением власти уйти от ответственности за просчеты, связанные с реализацией тех или иных решений. Некоторые цир­куляры и деловая переписка засекречивались, посколь­ку они определяли порядок функционирования номен­клатуры, особое положение специалистов-коммунистов, «красного» студенчества и т.п. Показательно, что ряд секретных распоряжений и информационных писем, распространявшихся в целях разъяснения или коррек­тировки ранее принятых официальных решений, зачас­тую не содержали «закрытой» информации, а просто дублировали «открытую», например, о необходимости бережного отношения к специалистам, об улучшении их материального положения и т.п.
Археографическая обработка материалов проведена в соответствии с «Правилами издания исторических до­кументов в СССР» (2-е изд., М., 1990). Заголовки доку­ментов, как правило, даны составителями, ряд постанов­лений Сибревкома и Сиббюро (Сибкрайкома) ЦК РКП(б) помещены под собственным заголовками. В случае отсут­ствия точной даты она определялась по содержанию документа либо по сопроводительному письму или смеж­ным материалам. Тексты документов переданы в новой орфографии. Архаические конструкции фраз сопровож­дены подстрочным указанием — «так в тексте».
При археографической обработке не всегда унифици­ровались сокращенные слова. Восполняемые составите­лями недостающие в некоторых документах отдельные слова и части слов заключены в квадратные скобки. Повреждения или неясности текста оговорены в под­строчных примечаниях. Здесь же помещены тексто­логические уточнения к документам. В легенде оговари­ваются способы воспроизведения документа и приводятся делопроизводственные пометы. Пояснения к содержанию
18